Книга Я – дочь врага народа - Таисья Пьянкова

– Што это значит?! – нагнетала Мария шёпотом серьёзность интонации. – Я, кажется, зря приехала? Уж не нашёл ли тут… какую рыжую? Не успела я в деревне появиться, а она уже и в петлю полезла…

Внезапно возникшей мыслью обдало Марию, будто кипящим паром. Чтобы в нём не задохнуться, она расстегнула ворот полудошки. Оттянула край платка. Пальцами ощутила у горла нервную жилку, словно там, отсчитывая торопливые минуты жизни, трепетало время…

Входя в школьный двор, она увидела разгорячённых шалостью ребят, которые давились на выходе. Кучей-малою они вдруг вывалились на крыльцо, гомоня стали подхватываться на ноги, пускаться в разбег. Догоняя друг дружку, давали подзатыльники, лупили по спинам сумками, выкрикивали:

– Бей фашистов!

Пропорхнула мимо Марии стайка школьниц – поздоровались и оставили ей свой разговор:

– Наши-то… дают фашистам по соплям!

Мария поняла: девочки судят о битвах сибиряков под Москвой… Она усмехнулась и подумала:

«Ишь, слыхали, о чём зайцы брехали, а надо бы поглядеть, что скажет медведь!»

С тем она и взошла на высокое крыльцо школы.

В кабинет мужа Мария вошла без церемоний. Её не смутило, что Сергей был не один. Сидящая против него завуч попросила Марию:

– Вы не могли бы немного подождать?

– За дверью, што ли?

– Желательно, – был ответ.

– А мяукать можно?

Вопрос оказался непонятным:

– Как?

– По-кошачьи, как ещё?! Я же для вас никто – вроде кошки?

Завуч в недоумении поглядела на Сергея Никитича.

– Извините, – произнёс тот и повторил просьбу. Но Мария и его не услышала. Она устроилась на стуле от сидящей наискосок и уставилась на неё, спрашивая глазами: «Ну, чего ждёшь? Не видишь – я пришла?»

Завуч поднялась, извинилась, и её шаги скоро затихли в коридоре.

– Вконец распустилась, – глядя в стол, покачал Сергей головою.

– А ты вконец позабыл, что я твоя жена!

– Прости, позабыл. И немудрено…

– О! О! О! – не поверила Мария. – Это когда ж ты врать-то научился? А ну, посмотри мне в глаза!

Сергей не поднял головы. Тогда она сама попыталась заглянуть ему в лицо. Сергей встал, опёрся на костыли и прошёл до окна.

Мария закинула ногу на ногу.

– Понятно, – сказала. – И кого же ты себе тут присмотрел?

Она намеревалась удостовериться в чём-то, но Сергей осёк её чужим голосом:

– Всё, голубушка! Всё! Окончен бал!

Мария наморщила нос, задышала, но опять услыхала решительное:

– Не старайся, не получится. Ты не умеешь плакать.

– Ты умеешь! – крикнула Мария, и ей остро захотелось переломить мужу хребет. Она даже привстала.

– Сядь! – повелел чужой Сергеев голос. – Ты сюда пришла для того, чтобы поговорить? – уточнил он вопросом. – Тогда постарайся быть человеком.

– А я тебе… кто? Собака?

Сергей помолчал, вернулся от окна к столу, сделал вывод:

– Не получится у нас разговора. С собаками я, прости, говорить не умею…

– Ты не очень-то изображай из себя необходимого, – усмехнулась Мария. – Я ведь не к тебе приехала.

– Вот как! Любопытно…

– Чё встрепенулся-то? – опять усмехнулась она. – Поди-ка, думал, что у меня тут хахаль завёлся? Стану я собирать по деревням… – не нашлась она, каким ещё словом назвать ей возможного поклонника, и потому перескочила на основную тему: – Мне в детдоме место завхоза предложено.

– И ты согласилась?

– А почему бы и нет?

– Это кому же задумалось въехать на твоём хребте в рай? Неужели не понимаешь, что из тебя запросто можно сделать подставное лицо?!

– Ты у меня много понимаешь! Может, наоборот: я за их спиной…

– За чьей? – не дал ей Сергей договорить. – За спиной Осипа Семёновича? За Фёдоровой? Или за спинами сирот? Уж не Борис ли Михайлович надоумил тебя на такую должность согласиться?!

– Чего ты орёшь? – потрясла Мария выставленными перед собой растопыренными пальцами. – Вы, Быстриковы… все… Сам не гам и людям не дам… Вот уж действительно собаки на сене…

Откинувшись на спинку стула, она перевела дыхание и почти спокойно спросила:

– Я должна квартиру подыскивать или немного потерпишь, пока в детдоме комнату мне оборудуют?

– На твоём месте я лучше бы вообще уехал…

– Значит – скатертью дорога?

– Значит, скатертью…

– Ну что ж… – поднялась Мария из-за стола. – Плохой из тебя советчик. Придётся всё решать самой…

– Хозяин – барин… – сказал Сергей. – Жалко, что тебе никто, ничего решать не дозволит… Я не ведаю, как у вас там с детдомом получится, но уверен в одном: с тобой ли, без тебя, а не будет в Казанихе ни твоим Осипам, ни Борисам, ни тебе самой никакого приятного аппетита…

Из кабинета мужа Мария не вынесла в себе уверенности. Зато лишний раз убедилась, что не ошиблась: Фёдор со своим отцом Осипом Семёновичем направлены аптекарем именно в эту деревню, именно работать в детдоме. В Татарке она такую возможность подозревала, но Борис Михайлович юлил, не называя имён. Говорил – на месте познакомишься. И теперь Мария как бы немного прозябла, вникнув в его хитрость: Борис боялся её несогласия. Решение её, оставаться или не оставаться в деревне, и до этого размытое, после разговора с мужем и вовсе потускнело. Мысли остыли и медленно толкались в голове надеясь, видать, хоть немного согреться…

Такой озадаченной она машинально пошла вдоль деревни. Солнце когда-то успело съехать с зимней своей пологой дорожки и теперь низко висело прямо над улицей. Оголодавшая скотина уже принялась требовать по стайкам-загонам вечернего корма. Но хозяйки пока ещё не спешили отрываться от избяных дел; суетясь у пылающих печей, наверняка повторяли: «Не ори, успеешь…»

Светило, что в упор разглядывало Марию, внезапно обрело поперечный зрачок и стало похожим на кошачий глаз. Зрачок взялся нарастать, принимать форму человека. Вот уж захрустели по снегу крепкие сапожища, вот они остановились против Марии и голосом Фёдора воскликнули:

– Ё-моё! Явилась, с горы скатилась! Ну и краля же ты – мать твою за ногу!

В его развязном приветствии была хамская, зато натуральная искренность. Оттого Мария шагнула ему навстречу и уткнулась обиженным лицом в собачьего меха грудь. Сильными руками Фёдор охватил её, стиснул, приподнял, закружил. Она задохнулась в объятьях, застонала от восторга и нежно повелела:

– Задавишь! Отпусти!

– Щ-щас, – пообещал Фёдор, повлёк её и вместе с нею ловко перешагнул через низкий вдоль дороги плетень. Оказавшись в чужом огороде, утопая по голень в снегу, оба снежной глубиною добрались до обдёрганного стожка, и вместе повалились в пахучее сено…